Общины Будды давали приют самым разнообразным запросам и потому составлялись из самых различных элементов. В Милинда-Паньхе мы встречаем следующие строки: «Какие причины заставляют поступать в Общину?» — спросил однажды Милинда своего собеседника, буддийского учителя Нагасену. На этот вопрос мудрец ответил: «Одни сделались общинниками, чтобы избежать тирании царя; другие спасались от разбойников или же были обременены долгами, есть и такие, которые просто хотели обеспечить свое существование».¹⁴
    Если некоторые люди, поступая в Общину, искали социального и материального преимущества, то гораздо многочисленнее были истинные социальные революционеры, стекавшиеся под широкий кров возможностей, которые давало им Учение Будды среди мрачной феодальной действительности того времени.
    В Сутта-нипате можно найти много суровых осуждений социальному построению и общественной нравственности того времени.
    Община принимала всех — без различия рас, каст и пола; и самые различные стремления и поиски новых Путей находили в ней удовлетворение.
    Общины Будды не были монастырями, и вступления в них не были посвящениями, ибо, по словам Учителя, лишь осознание Учения делало из вошедшего буддиста нового человека и общинника.
    В Общине проводилось полное равенство всех членов. Один общинник отличался от другого лишь сроком своего вступления. При выборе старшего возраст не принимался в соображение. Старшинство не измерялось сединой. О том, у кого все достоинство заключалось лишь в преклонном возрасте, говорилось, что он «тщетно стар». Но «тот, в ком говорит справедливость, кто умеет владеть собою, кто мудр, тот есть старший».¹⁵

    Будда не принуждал жить в тесном общежитии. С самого начала среди учеников были предпочитавшие жизнь в уединении. О таких, слишком уединяющихся, Будда говорил: «Одинокая жизнь в лесу полезна для того, кто следует ей, но она мало способствует Благу людей».
    Будда не хотел устанавливать слишком много правил, он стремился избежать педантичности и однообразия уставов, избежать сделать обязательными многие запрещения. Все правила стремились оградить и охранить полную самостоятельность ученика. Общинник обязан был соблюдать простоту и пристойность, но так как нет преимущества в том, чем питаться или во что одеться, то Будда предоставил ученикам известную свободу. Побуждаемые Девадаттою, несколько общинников просили Будду установить для учеников более строгую дисциплину и в питании запретить употребление мяса и рыбы. Будда отказал в этой просьбе, сказав, что каждый свободен применять эти меры на себе, но нельзя вменять их в обязательство для всех. Та же терпимость в одежде, ибо недопустимо, чтобы свобода выродилась в привилегию для некоторых.
    Так, убедившись в мудрости почтенного Соны, и увидев его окровавленные ноги, Благословенный сказал ему: «Сона, ты был воспитан в утонченности, я приказываю тебе носить сандалии на подошве». Сона просил, чтобы это разрешение распространилось на всех общинников, и Благословенный поспешил исполнить это желание.⁶
    В текстах Винаи мы видим, как все правила Общины, учрежденной Благословенным, всегда были подсказаны жизненной необходимостью. В Винае приводится трогательный эпизод, послуживший основанием новому правилу для Общины.
    Один бикшу заболел расстройством кишечника и, обессиленный, упал и лежал на земле в своей грязи. Случилось, что Благословенный в сопровождении высокочтимого Ананды обходил кельи общинников; зайдя в келью больного бикшу и увидев его в таком беспомощном состоянии, он подошел к нему и спросил:
    – Что с тобою, бикшу, ты болен?
    – Да, Владыка.
    – Но разве нет никого, кто помог бы тебе?
    – Нет, Владыка.
    – Почему же остальные бикшу не ухаживают за тобою?
    – Потому, Владыка, что сейчас им нет никакой пользы от меня.
    На это Благословенный обратился к Ананде: «Иди, Ананда, и принеси воды, мы умоем этого бикшу».
    «Да, Владыка», — ответил Ананда и принес воды. Тогда Благословенный начал лить воду, а почитаемый Ананда умыл больного. После чего Благословенный взял больного под голову, почитаемый же Ананда — за ноги, так подняли его и положили на постель.
    В связи с этим случаем Благословенный созвал общинников и спросил их: «Бикшу, находится ли в такой-то келье больной общинник?»
    – Да, Владыка.
    – Чем же болен этот бикшу?
    – Он болен расстройством кишечника, Владыка.
    – Разве нет никого, кто присмотрел бы за ним?
    – Нет, Владыка.
    – Но почему же никто из бикшу не помог ему? Бикшу, вы не имеете ни отцов, ни матерей, которые могли бы ухаживать за вами. Если вы, бикшу, не будете ухаживать друг за другом, то кто же поможет вам? Тот, кто хочет прислуживать мне, должен прислуживать больным.
    «Кто имеет наставника, наставник должен ухаживать за ним, пока он не выздоровеет, и так же точно, если он имеет учителя или соученика в той же вихаре, или же ученика, живущего с ним. Если же он не имеет ни одного из поименованных, то вся Община должна ухаживать за ним. И кто не исполнит сие, тот будет повинен в проступке против Общины».¹⁶
    Нелюбовь Учителя к установлению многочисленных, неподвижных правил, в особенности же запрещений, и желание сохранить жизненность Общины ярко выражены в его последнем наставлении ученику Ананде: «Поручаю Общине видоизменять правила малые и малейшие».⁴
    Но многие слабые души спокойнее, если их обязанности строго определены, отсюда увеличение правил и запрещений в позднейшем Буддизме. Много легче подчиняться правилам, хотя бы даже и стеснительным, нежели проявлять личную сознательную энергию, которую требовал Учитель от своих учеников.
    Община Будды стремилась не обезличить своих членов, но дружественно спаять их единым устремлением на Общее Благо.
    Община не желала сглаживать индивидуальные особенности, наоборот, Будда ценил каждую инициативу, каждое индивидуальное проявление, ибо в Учении, которое утверждало, что каждый является своим творцом и освободителем и что необходимы совершенно личные усилия для достижения этой высокой цели, индивидуальное начало имело все данные для развития. «Избегайте ссор, утверждаясь в самом себе, не исключая других», — было принято за правило в Общине.
    И так мало боялся Буддизм индивидуальных проявлений, что часто вдохновенные слова одного из членов Общины принимались и становились каноническими наравне с утверждениями самого Благословенного.
    Суровая дисциплина, постоянная бдительность над мыслями, словами и поступками делали Общину школою столько же воспитательной, как и образовательной. Учитель, утвердивший Знание единственной возможностью освобождения от оков земли, а невежество — самым тяжким преступлением, заповедал всем идти Путем Знания.
    Наряду с осуждением невежества мы встречаем столь же суровое осуждение и легкомыслия:
    «Глупец, невежда — наибольшие враги самим себе, ибо они совершают злые поступки, приносящие горькие плоды».
    «Глупец может быть спутником мудрого в течение всей своей жизни, и все же он останется в неведении Истины, подобно тому как ложка не знает вкуса похлебки».
    «Длинна ночь для сторожа, длинен путь усталому. Длинно вращение колеса жизней и смертей для глупцов, не знающих Истины».¹⁵
    Особенно часто указывал он людям семейным учить детей своих всем наукам и искусствам и тем способствовать росту и расширению их сознания. Также постоянно указывал он на насущную необходимость путешествий. Он видел в этом истинную просветительную цель, ибо путешествия, отрывая человека от обычных условий, развивают в нем подвижность, находчивость и приспособляемость — качества, необходимые для подготовки процесса расширения сознания.
    Учение Благословенного настаивало на достоверности, но нет в нем догм, которые предлагались бы на веру, ибо Учитель, утверждая во всем Знание, не видел пользы в слепой вере для развития сознания. «Поэтому я учил вас, — говорил Будда, — не верить только потому, что вы слышали, но только тогда, когда это проверено и принято вашим сознанием».
    В беседе с одним молодым брамином Благословенный указал, каким образом достойный ученик доходит до овладения Истиной:
    «Когда, после зрелого обсуждения, ученик признал, что данный человек совершенно свободен от заблуждений, он верит этому человеку. Приближаясь к нему с доверием, он становится его учеником. Став его учеником, он открывает ухо. Открыв ухо, он слышит Учение. Услышав Учение, он удерживает его в уме. Он обсуждает смысл Истин, им удержанных. Он размышляет над ними. Отсюда рождается его решимость. Что он решил, то он и предпринял. Он оценивает значение предпринятого. Оценив, он прилагает все усилия. Приложенными усилиями он приближается к Истине. Проникая вглубь ее, он видит. Но все это лишь признание Истины, но не овладение ею. Чтобы вполне овладеть ею, нужно применять, растить и неустанно повторять этот психологический процесс».⁸
    Из этой беседы ясно, насколько ученик был свободен обсуждать преподанное ему Учение, и что лишь самостоятельными усилиями достигается познание и овладение Истиной.
    Учение Будды, как Учение Истины, покрывало все бывшие до него Великие Учения, и потому, подчеркивая их истинность, оно изгоняло отрицание.
    Изгоняя отрицание, Учение никого не порабощало. Осознание великого принципа Общины открывало все Пути.
    В общинах Будды допускался отказ, но лично осознанный; но отрицание приравнивалось к невежеству. У Общины Будды можно было отказаться от мелких соображений, но отрицание равнялось выходу из Общины. Было принято никогда не поминать выбывшего — Община должна была жить будущим. К тому же часто выбывший возвращался; тогда возвращение не сопровождалось никакими вопросами, кроме одного: «Не отрицаешь?»
    В начале Учения дисциплина касалась главным образом очищения сердца и ума от предрассудков и дурных свойств. По мере успешности Учение переносилось на расширение сознания.
    Трудно подняться человеку, если он не прошел суровый Путь очищения. «Если материя загрязнена, то сколько бы красильщик ни погружал ее в синюю, желтую, красную или лиловую краску, цвет ее будет некрасивым и нечистым — почему? Вследствие загрязненности материи. Если сердце нечисто, нужно ожидать такой же грустный результат».
    «Я говорю: недостаточно носить плащ, чтобы быть подвижником. Недостаточно быть голым, покрытым грязью, обрызганным водой, сидеть под деревом, жить в одиночестве, стоять в одном положении, морить себя голодом, повторять мантры и заплетать волосы».⁸
    «Человек не нищий потому только, что он питается подаянием».¹⁵
    «Человек не аскет потому только, что он живет в лесу».¹⁰
    «Не достоин желтого одеяния, кто носит его, будучи нечист и неискренен в поступках, невежествен и не победивший самого себя».¹⁵
    «Из трех видов действий, — говорил Будда, — наиболее губительное не слово, не телесный поступок, но мысль».⁸ С момента возникновения решения зла человек уже виновен — выявлено ли оно или нет.
    «Главный элемент во всем есть мысль. Превыше всего — мысль. Все совершается мыслью. Если человек говорит или действует со злобною мыслью, страдание сопутствует ему, как колесо следует за копытом животного, которое тащит повозку».
    «Если человек говорит или действует с благою мыслью, счастье следует за ним, как никогда не покидающая его тень».⁸
    «Враг наносит зло врагу, ненавидящий ненавидящему, но хуже всего зло, нанесенное ложно направленным умом».⁸
    Также и бдительность над своими мыслями особенно настойчиво указывалась Учителем, ибо если ученик, слишком уверенный в достигнутых им результатах, ослабит свою бдительность, он дорого заплатит за малейшее упущение.
    Этот совет преподан притчей: «Человек был ранен отравленной стрелой. Лекарь, вынув стрелу, предписал раненому внимательно следить за раной. Но больной вообразил, что ему более нечего опасаться. Лишенная ухода, рана воспалилась и причинила тяжкие страдания и смерть».⁸
    «Бдительность есть Путь к бессмертию. Нерадивость — путь к смерти. Те, кто бдительны, не умирают. Те, кто нерадивы, уподобляются мертвым».
    «Тот, кто непостоянен в мыслях, кто не ведает истинного Закона, кто шаток в доверии, тот не познает полноту мудрости».
    «Как лучник выпрямляет свою стрелу, так мудрый человек выправляет свой изменчивый и шаткий ум, который трудно охранить, которым трудно руководить».
    «Как дождь протекает в дом через плохо крытую крышу, так и вожделение проникает в плохо обузданный ум».
    «Большие и малые оковы у бикшу, любящего бдительность и страшащегося нерадивости, — сожжены. Он движется подобно огню».⁸
    Указывая, как безумно, с точки зрения полезности, уступать низким наклонностям, Будда говорил: «Чувство, ради которого вы унизили себя, скоро будет для вас лишь воспоминанием, подобно удовольствию, испытанному во сне. Но то, что останется постоянным, живым укором, — это поступок, содеянный ради этого удовольствия».⁶
    «Чистая нравственность, как надутый кожаный мешок, повреди ее однажды — погибнет. Подобно тому, если однажды удовлетворить порочные наклонности, уже ничто не остановит стремление страстей, и человек, предоставленный самому себе, безвозвратно погибнет».
    «Орошатели отводят воду, куда хотят; лучники выправляют стрелу; плотники сгибают дерево по своему усмотрению; мудрые гнут самих себя».¹⁵
    В писаниях не встречаем никакого различия между членами Общины: общественные деятели, семейные, безбрачные, и мужчины, и женщины — все одинаково могут воспринять преподаваемую им Истину.
    Прием в Общину не сопровождался никакими обетами. Приходящий лишь приносил готовность служить Учению. Когда же эта готовность исчезала, ничто не связывало его оставаться в Общине. Выход из Общины был так же прост, как и прием. Многочисленны примеры людей, оставлявших Общину и возвращавшихся позднее.
    Нельзя было исключать члена Общины только потому, что кто-то не был согласен с ним в оценке его поступка. Изгнать его означало бы дать свободу потоку ярых слов и разъединению в Общине.
    «Общинник не будет доносить то, что он слышал на разъединение других, но будет сближать их, произнося лишь слова согласия».¹⁷
    «Никогда ненависть не уничтожалась ненавистью, лишь доброта прекращала ее — таков вечный Закон».
    «Он оскорбил меня, он отяготил меня, он злоупотребил своею силою, он обокрал меня, — в тех, кто питает подобные мысли, гнев никогда не будет утишен».
    «Если человек обсуждает недостатки ближних и всегда склонен к обидам, его собственные страсти будут расти, и он далек от уничтожения страстей».¹⁵
    «Есть такие, которые не знают о необходимости самообуздания; если они сварливы, мы можем извинить их поведение. Но те, кто знает, должны научиться жить в согласии».
    «Если человек найдет мудрого Друга, ведущего праведную жизнь, постоянного по природе своей, он может жить при нем счастливый и заботливый, преодолевая все опасности. Но с глупцами не может быть дружбы. Лучше человеку быть одному, чем жить с людьми, преисполненными самости, тщеславия, упрямства и преданными спорам».⁹
    Руководствуясь целесообразностью во всем, Будда не стремился к систематизации Учения. Он хотел, чтобы каждое положение его Учения действовало как можно сильнее на волю ученика. Имея целью лишь рост и развитие сознания, он в остальном предоставлял свободу мысли и действия. Будда назначал каждому индивидуальную дисциплину.
    «Как Будда избирал учеников на Подвиг? Среди занятий, когда утомление уже овладевало учениками, Будда предлагал самый неожиданный вопрос и ждал скорейшего ответа.
    Или, поставив самый простой предмет, предлагал описать его не более, чем тремя словами, или не менее, чем сотнею страниц.
    Или, поставив ученика перед запертой дверью, спрашивал: «Чем откроешь ее?»
    Или посылал музыкантов под окно и заставлял петь гимны совершенно противоположных содержаний.
    Или, заметив докучливую муху, предлагал ученику повторить слова, неожиданно сказанные.
    Или, проходя перед учеником, спрашивал: «Сколько раз прошел?»
    Или, заметив боязнь перед животными или перед явлениями природы, ставил условием побороть ее.
    Так мощный Лев закалял клинок духа».

    «Также не следует забывать любимую игру Будды с учениками в минуту отдыха, когда Учитель бросал в пространство одно слово, по которому ученики строили целую мысль. Нет более мудрого испытания состояния сознания». (Записано со слов устной традиции индийского Буддизма.)
    Будда истинным Знанием, твердым осознанием изменяемости всего существующего закалял своих учеников, вооружал их мужеством, терпением и состраданием, готовил истинных борцов Общего Блага.
    В древнейших писаниях особенно многочисленны примеры полного презрения к тому, что делает жизнь легкой и условно приятной.
    «Отказ от всего личного рождает чувство истинной свободы, от свободы рождается радость, от радости — удовлетворение, от удовлетворения — чувство покоя и счастья».
    Будда нашел путь к сердцам людей не путем чудес, но практическим Учением улучшения жизни каждого дня и личным примером великого сотрудничества.
    И так велики были его терпимость и желание тесного сотрудничества с людьми, что он никогда не говорил против обрядов их или верований. «Почитай свою веру и не хули веру других» — одна из аксиом Буддизма. Во всех случаях он не обращал внимания на внешние формы и стремился дать лишь более широкое понимание внутреннего их смысла, объясняя все с новой точки зрения.
    «Однажды Благословенный, на пути к бамбуковой роще, вблизи Раджагрихи, где он пребывал тогда с учениками, повстречал одного домохозяина по имени Шригала, который в мокрой одежде, с распущенными волосами и со сложенными руками кланялся на все четыре стороны света, а также по направлению к зениту и к надиру. Благословенный, зная, что он исполнял обряд, по традиционному религиозному суеверию долженствующий отвратить несчастья от его дома, спросил Шригалу: «Почему совершаешь ты этот странный обряд?»
    Шригала ответил: «Ты считаешь странным, что я охраняю мой дом от влияния злых духов? Я знаю, что Ты, о Гаутама Шакья Муни, кого люди называют Татхагата, Благословенным Буддою, считаешь, что вызывания бесполезны и не обладают никакою спасительною силою. Но выслушай меня и узнай, что, совершая этот обряд, я почитаю, уважаю и исполняю завет моего отца».
    Тогда Татхагата сказал: «Ты поступаешь хорошо, что почитаешь, уважаешь и исполняешь завет твоего отца; и твой долг — охранять твой дом, твою жену, твоих детей и детей твоих детей от пагубных влияний злобных духов.
    Я не вижу ничего плохого в совершении обряда, завещанного твоим отцом. Но я вижу, что ты не понимаешь обряда. Позволь Татхагате, который сейчас говорит с тобою как духовный отец и кто любит тебя не меньше, чем любили тебя твои родители, позволь ему объяснить тебе смысл этих шести направлений.
    Чтобы охранить твой дом, этих обрядов недостаточно. Ты должен охранить его добрыми поступками по отношению к окружающим людям. Обратись к твоим родителям на восток, к твоим Учителям на юг, к твоей жене и детям на запад и к твоим друзьям на север, и точно установи зенит твоих благочестивых почитаний и надир отношений к твоим слугам.
    Такого благочестия хочет твой отец от тебя. Пусть совершение обряда напомнит тебе о твоих обязанностях».
    И Шригала посмотрел на Благословенного с великим почтением, как на своего отца, и сказал: «Истинно, Гаутама, Ты Будда, Благословенный и Святой Учитель. Я никогда не понимал, что я делал, но теперь я знаю. Ты мне открыл Истину, которая была сокрыта, как тот, кто приносит лампаду в темноту. Прибегаю к Тебе, Благословенному Учителю, достигшему озарения, прибегаю к Истине, дающей просветление, прибегаю к убежищу братьев».¹⁸
    С самого начала своей наставнической деятельности он убедился, насколько сказанное к месту и ко времени слово убедительней всяких чудес для психического воздействия на человека и обновления его. Он строго завещал своим ученикам не обнаруживать приобретенных ими способностей «чудесных» сил перед теми, кто не знаком с принципами, заложенными в них. Помимо того, подобные выявления вредны для самого обладателя, вздергивая его над окружающими и порождая в нем гордость.
    Принятый ученик не должен был похваляться сверхчеловеческим совершенством. Ученик, который с дурным намерением и толкаемый корыстолюбием похвалялся сверхчеловеческим совершенством, будь то небесные видения или чудеса, не мог оставаться в числе учеников Шакьямуни. «Я запрещаю вам, о бикшу, пользоваться какими бы то ни было чарами и вызываниями, они бесполезны, ибо Карма управляет всем. Тот, кто стремится совершать чудеса, тот не понял Учение Татхагаты».¹⁸
    Слово и мощь убеждения были единственным оружием, применяемым Учителем для воздействия на окружающих. Никогда и нигде не встречаем мы гнева или даже возмущения, но лишь суровое утверждение Истины. «Благословенный совершенен в вежливости своей речи», — указывает ученик Шарипутра.
    «Подобно тому, как земля без отвращения и удовольствия терпеливо переносит все вещи, чистые и нечистые, бросаемые на нее, подобно и Будда, не будучи затронут, переносит почет и презрение людей. Подобно воде, очищающей и освежающей без различия всех людей, будут ли они справедливы или злы, Будда отдает свое сострадание врагам и друзьям».⁶
    Многочисленны посещения и беседы Будды со своими слушателями о том, что их непосредственно касается, и всесторонние обсуждения их обязанностей по отношению к семье и общественности. Его отличие от других учителей и величайшая заслуга в том, что он, рассматривая долг человека с точки зрения жизненной полезности, старался приложить утонченные и возвышенные чувства к практической жизни.
    Эта жизненная, практическая сторона Учения прекрасно выражена в ответе Благословенного, данном им Анатхапиндике, человеку несметного богатства, прозванному «покровителем сирот и другом бедных», который пришел к нему за Советом.
    Услышав, что Будда остановился в бамбуковой роще вблизи Раджагрихи, Анатхапиндика немедленно, в ту же ночь, отправился к нему. Благословенный тотчас же прозрел чистоту сердца Анатхапиндики и приветствовал его благостными словами.
    Анатхапиндика сказал: «Я вижу, что Ты — Будда, Благословенный, и хочу открыть Тебе мое сердце. Выслушай меня и посоветуй, как мне поступить. Моя жизнь полна трудов, и я приобрел большое богатство, я окружен заботами. Тем не менее, я люблю свое дело и прилежу ему со всем усердием моим. Много людей работает в моем деле, и благосостояние их зависит от успеха моих предприятий.
    Но я услышал, как Твои ученики восхваляют блаженство и радость жизни отшельника и осуждают суету мирскую. «Благословенный, — говорят они, — отказался от своего царства и своего достояния и нашел Путь праведный, и тем подал пример всему Миру, как достичь Нирваны».
    Сердце мое жаждет поступать справедливо и стать благословением для всех моих ближних. Потому я хочу спросить Тебя, должен ли я отказаться от моего богатства, моего дома и моих дел и, подобно Тебе, избрать бездомие, чтобы достичь праведной жизни?»
    И Будда отвечал: «Блаженство праведной жизни достигается каждым, кто следует благородному Пути восьми ступеней. Тот, кто привязан к богатству, пусть лучше оставит его, нежели позволит отравить им свое сердце; но тот, кто не привязан к нему и кто, обладая им, праведно употребляет его, будет благословением своим ближним.
    Я говорю тебе: сохрани свое положение в жизни и еще усерднее приложи свое умение к делам твоим. Не жизнь, и не богатство, и не власть делают из человека раба, но лишь его привязанность к жизни, богатству и власти.
    Бикшу, уходящий из Мира, чтобы вести жизнь беззаботную и бездеятельную, ничего не достигает. Ибо жизнь в лености есть отвращение, и немощь силы должна быть презираема. Учение Татхагаты не требует, чтобы человек непременно избрал бездомие или же отрекся от Мира, конечно, если только он не чувствует к этому призвания. Но Дхарма Татхагаты требует, чтобы каждый человек освободился от иллюзии самости, очистил свое сердце, и отказался от жажды к наслаждениям, и вел праведную жизнь.
    И что бы человек ни делал — будет ли он ремесленником, купцом или воином, или удалится от Мира и посвятит себя молитвенному созерцанию, — пусть он вложит все свое сердце и прилежание в свою работу, пусть он будет усердным и деятельным. И если он будет как лотос, который растет в воде и, тем не менее, — остается нетронутым ею, если он будет биться в жизни, не питая зависти и ненависти, если он будет вести жизнь не для услаждения самости, но лишь для Истины, тогда радость, мир и благодать, несомненно, пребудут в сознании его».¹⁸
    Столь же жизненны и практичны прекрасные ответы Благословенного на вопросы воина по имени Синха.
    «В то время многие видные горожане собрались в зале заседаний и всячески восхваляли Будду, Дхарму и Общину. Среди них был и Синха, главнокомандующий, последователь секты нигантхов. И Синха подумал: «Воистину, должно быть Благословенный — Будда, Святой. Пойду и встречусь с ним».
    И Синха, генерал, направился туда, где пребывал глава нигантхов Джнятапутра, и, приблизившись к нему, сказал: «Владыка, я хочу посетить шрамана  Гаутаму».
    Джнятапутра ответил: «О Синха, ты веришь в то, что всякое действие имеет последствие, отвечающее нравственным достоинствам этого действия. Зачем тебе посещать шрамана Гаутаму, который отрицает последствия действий? Шрамана Гаутама, о Синха, отрицает последствия действий; он учит доктрине недеяния; и в этом учении он наставляет своих последователей».
    Тогда желание посетить Благословенного, возникшее у Синхи, генерала, утихло.
    Услышав вновь восхваление Будде, Дхарме и Общине, Синха обратился к главе нигантхов во второй раз; и вновь Джнятапутра отговорил его.
    Когда генерал в третий раз услышал, как видные горожане превозносили достоинства Будды, Дхармы и Общины, он подумал: «Воистину, должно быть, шрамана Гаутама — Святой Будда. Что мне нигантхи и их согласие или несогласие? Пойду, не испрашивая их разрешения, и встречусь с ним, Благословенным, Святым Буддой».
    И Синха, генерал, обратился к Благословенному со словами: «Я слышал, Владыка, что шрамана Гаутама отрицает последствия действий, учит доктрине недеяния и говорит, что действия живых существ не получают своего воздаяния, ибо он учит уничтожению и презренности всего; и в этой доктрине он наставляет своих последователей. Учишь ли ты уничтожению души и постепенному сжиганию человеческого существа? Прошу, скажи мне, Владыка: те, кто утверждают это, говорят ли они Истину или же свидетельствуют ложно против Благословенного, выдавая поддельное учение за твое?»
    И Благословенный отвечал: «В некотором смысле, Синха, те, кто говорят это, утверждают Истину обо мне; с другой стороны, Синха, и те, кто говорят противное, также утверждают обо мне Истину. Выслушай, и я поясню тебе.
    Я учу, Синха, несовершению таких действий, которые неправедны в поступках, в словах либо в мыслях; я учу непроявлению всех тех состояний души, которые несут зло и нехороши. Но я учу, Синха, совершению таких действий, которые праведны в поступках, в словах и в мыслях; я учу проявлению всех тех состояний души, которые благи и не несут зла.
    Я учу, Синха, что все состояния души, которые несут зло и нехороши, и неправедные действия в поступках, в словах или в мыслях — должны быть сожжены. Тот, кто освободился, Синха, от всех тех состояний души, которые несут зло и нехороши, тот, кто уничтожил их подобно пальме, вырванной с корнем, так что они не могут возникнуть вновь, — такой человек завершил искоренение себя.
    Я провозглашаю, Синха, уничтожение самости, вожделения, недоброжелательства, обольщения. Но я не провозглашаю уничтожение воздержанности, любви, милосердия и истины.
    Я считаю, Синха, неправедные действия презренными, совершены ли они в поступках, в словах или в мыслях; но я считаю добродетель и праведность достойными похвалы».
    И Синха сказал: «Еще одно сомнение осталось у меня в отношении учения Благословенного. Не согласится ли Благословенный рассеять его, чтобы я понял Дхарму так, как учит ей Благословенный?»
    Татхагата ответил согласием, и Синха продолжал: «Я солдат, о, Благословенный, и царь назначил меня проводить в жизнь его законы и вести войны. Допускает ли Татхагата, который учит бесконечной доброте и состраданию ко всем страждущим, наказание преступников? И еще, признает ли Татхагата ошибочным идти на войну для защиты своего дома, своей жены, своих детей и своей собственности? Учит ли Татхагата доктрине полного самоотказа: должен ли я дозволять злодею делать все, что ему вздумается, и покорно уступать всякому, кто угрожает силой взять принадлежащее мне? Утверждает ли Татхагата, что всякая борьба, включая и войны, ведущиеся за правое дело, должна быть запрещена?»
    Будда отвечал: «Кто заслуживает наказания, должен быть наказан, и того, кто достоин поощрения, следует поощрить. В то же время Татхагата учит не причинять вреда никаким живым существам, но быть исполненным любви и доброты. Эти заповеди не противоречат друг другу, ибо тот, кто должен быть наказан за совершенные им самим преступления, пострадает не из-за недоброжелательства судьи, но вследствие своего злодеяния. Его собственные поступки навлекли на него то, что налагает служитель закона.
    Тот, кто исполняет приговор, пусть не питает ненависти в своей душе, чтобы даже убийца отправляемый на казнь считал, что это — плод его собственного поступка. Как только он поймет, что наказание очистит его душу, он не станет более сетовать на свою судьбу, но будет радоваться ей».
    И Благословенный продолжал: «Татхагата учит, что любая война, в которой человек стремится убить своего брата, прискорбна; но он не учит, что тот, кто идет на войну за правое дело, исчерпав все средства к сохранению мира, заслуживает порицания. Порицаем должен быть тот, кто вызвал войну.
    Татхагата учит полному отказу от себя, но не учит отказу от чего бы то ни было в пользу сил, представляющих зло, — будь то люди, боги или стихии Природы. Борьба неизбежна, ибо вся жизнь есть борьба. Но тот, кто борется, должен следить, чтобы не сражаться ради своих личных интересов против Истины и справедливости.
    Сражающийся ради своих личных интересов, сколь бы он ни был велик, силен, богат или знаменит, не получит воздаяния; но тот, кто борется за справедливость и Истину, обретет великое воздаяние, ибо даже его поражение будет победой.
    Личность — неподобающий сосуд для вмещения сколь-нибудь значительного успеха; личность мала и хрупка, и содержимое ее вскоре будет расплескано на благо, но, может быть и на пагубу других.
    Истина же достаточно велика, чтобы вместить сильные желания и стремления всех личностей; и когда личность лопнет, как мыльный пузырь, содержимое ее будет сохранено, и в Истине обретет она вечную жизнь.
    Идущий в бой, о Синха, даже и за правое дело, должен быть готов к смерти от руки врага, ибо таков удел воина; и если рок постигнет его, у него не может быть оснований для недовольства.
    Но одерживающий победы должен помнить о непрочности всего земного. Его успех может быть велик, но сколь бы велик он ни был, колесо судьбы может опять повернуться и низвергнуть победителя во прах.
    Но если он обуздает себя и, угасив всю ненависть в своем сердце, подымет повергнутого противника и скажет ему: «Теперь приди, и заключим мир, и станем братьями», — он одержит победу, которая не есть преходящий успех, ибо плоды ее пребудут вечно.
    Велик генерал, увенчанный победами, о Синха, но еще больший победитель тот, кто покорил самого себя.
    Доктрина покорения самого себя, о Синха, дается не для уничтожения человеческой души, но ради сохранения ее. Тот, кто покорил самого себя, более достоин жить, преуспевать, одерживать победы, чем раб самого себя.
    Тот, чей ум свободен от иллюзии самости, выстоит и не падет в сражении жизни.
    Устремленного к праведности и справедливости не может постичь неудача; он будет успешен во всех своих начинаниях, и успех его будет прочен.
    Тот, кто взрастил в своем сердце любовь к Истине, будет жить и не умрет, ибо он испил напиток бессмертия.
    Потому сражайся мужественно, о, генерал, и веди свои битвы мощно; но будь солдатом Истины — и Татхагата благословит тебя».
    Услышав эту речь Благословенного, Синха, генерал, произнес: «Славный Владыка, славный Владыка! Ты раскрыл Истину. Прекрасно учение Благословенного.
    Ты действительно Будда, Татхагата, Святой. Ты — Учитель человечества. Ты указываешь нам Путь к спасению, ибо это действительно есть истинное освобождение.
    Тот, кто следует за Тобой, не может не обрести Свет, который озарит его Путь. Он обретет счастье и мир. Прибегаю, о, Владыка, к Благословенному, к его Учению и к его Братству. Да примет меня Благословенный отныне и на всю мою жизнь последователем, нашедшим прибежище в нем».
    И Благословенный сказал: «Обдумай прежде, Синха, свои действия. Человеку, занимающему такое положение, как ты, не следует совершать ничего без должного обдумывания».
    Вера Синхи в Благословенного еще усилилась.
    Он отвечал: «Если бы другим учителям, Владыка, удалось обратить меня в своего последователя, то они раструбили бы об этом по всему городу Вайшали, крича: «Синха, генерал, сделался нашим последователем!» Во второй раз, Владыка, я прибегаю к Благословенному, к Дхарме и к Общине; да примет меня Благословенный отныне
и на всю мою жизнь последователем, нашедшим прибежище в нем».
    И сказал Благословенный: «Долгое время, Синха, в твоем доме оказывались подношения членам секты нигантхов. Потому следует тебе подавать им пищу и впредь, когда они зайдут в твой дом в поисках подаяния».
    И сердце Синхи преисполнилось радостью. Он сказал: «Меня уверяли, Владыка, что шрамана Гаутама говорит: «Только мне, и никому иному, должны подноситься дары. Только мои ученики, и ничьи другие, должны получать подношения». А Благословенный призывает меня к пожертвованиям и для нигантхов. Хорошо, Владыка, поступим по обстоятельствам. В третий раз, Владыка, я прибегаю к Благословенному, к его Дхарме и к его Братству».¹⁸
    Так всегда и во всем Будда руководился Великою Целесообразностью. «Какое преимущество могло бы дать вам Небо? Вы должны быть победителями здесь, в этом Мире, в том состоянии, как вы сейчас».¹⁴
    Однажды большой спорщик старался поставить Будду в тупик, задавая ему двусмысленные вопросы. Будда перестал заниматься им и сказал, обращаясь к толпе, окружавшей его: «Этот человек не хочет того, что он видит. Того, что не видит, ищет он. Думаю, он долго будет тщетно искать. Он не удовлетворяется тем, что видит вокруг себя, и его желания безграничны. Благо отказавшимся от желаний».
    Учение Будды утверждалось как Правило жизни, ибо проникновение в жизнь каждого дня высокого и целесообразного Учения отметило новую эру в жизни человечества. Прежние запрещения и отрицания были заменены Учением положительным и практическим, благодаря этому нравственность сильно поднялась.