ПРЕДИСЛОВИЕ  МЦР - МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЦЕНТР РАЗДОРА И КЛЕВЕТЫ  О ЗНАМЕНИ МИРА  Украли знамя у человечества!  ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

Состоявшееся интервью

О.Я. Черненко

 

    Недавно в интернете было распространено «Несостоявшееся интервью», написанное Ольгой Владимировной Румянцевой, где она пыталась дать свое видение истории передачи картин Н.К. Рериха и своих работ С.Н. Рерихом для МЦР. Ольга Владимировна Румянцева — старейший работник Государственного музея Востока, она работала там еще в то время, когда выставки картин Н.К. и С.Н. Рерихов были редкостью.
  
Вопросы, поднятые ею, освещение некоторых явлений столь неординарно, угол зрения на них совершенно новый, даже неожиданный для большинства наших единомышленников. Кроме того, она единственный человек, который может дать нам понимание позиции противной стороны. С позицией МЦР большинство наших единомышленников знакомо по акции МЦР «Набат совести». Именно это заставило нас обратиться к Ольге Владимировне с просьбой, подробнее осветить интересующие нас вопросы по этой теме, и мы предложили ей сделать «Состоявшееся интервью». К нашему удовлетворению, Ольга Владимировна охотно согласилась и встреча состоялась.
  
Мы встретились в Государственном музее Востока, в мемориальном кабинете, посвященном Н.К. Рериху и творчеству всей его семьи. Это был выходной для посещения музея день, мы прошли по пустынным, затемненным залам музея, от чего они казались загадочными и таинственными, каждый экспонат, казалось, заинтересованно провожал нас взглядом.
  
Мы вошли в мемориальный кабинет Н.К. Рериха, который является рабочим местом нашей новой знакомой. Стены кабинета плотно увешаны работами Рерихов и центрально-азиатскими иконами-танками, в застекленных шкафах и витринах теснятся книги, которые держал когда-то в руках Николай Константинович Рерих (он лично дарил их другу семьи Кэтрин Кэмпбелл), в витринах мерцает бронза прекрасных восточных скульптур. Все залито таинственным светом из витрин. Выставлено множество фотографий, в том числе связанных с частым пребыванием здесь Святослава Николаевича Рериха и его жены — Девики Рани-Рерих.
  
Посреди кабинета на персидском ковре стоит большой стол со старинной настольной лампой, вокруг которого стоят стулья, словно приглашая присесть и начать откровенную беседу. Обстановка кабинета напоминает нам уже виденные картины с фотографий семьи Рерихов в их доме в Кулу, в Индии. Здесь же стоит небольшой рабочий стол О.В. Румянцевой, за которым мы расположились, и я задала свои первые вопросы Ольге Владимировне.
  
— Ольга Владимировна, в своем «Несостоявшемся интервью» Вы пишете, что Государственный музей Востока получил в 1977 году в дар от президента Музея Н. Рериха в Нью-Йорке Кэтрин Кэмпбелл-Стиббе картины Н.К. и С.Н. Рерихов, а также произведения искусства Востока из собрания семьи Рерихов, архив, библиотеку и другие материалы». Значит, с этой коллекции начинается рериховская тема в Вашем музее и работа мемориального кабинета Н.К. Рериха?
  
ОВР: Вы знаете, не совсем так. Дело в том, что после того, как Юрий Николаевич Рерих вернулся из Индии и показал картины Н.К. Рериха в выставочном зале на Кузнецком Мосту, к Рериху появился огромный интерес. Тогда в нашем музее не было ни одной его картины. Тем не менее, начиная с 1967 года, наш музей много раз показывал выставки картин Рериха, беря картины из разных музеев и частных собраний. Тогда далеко не все музеи показывали картины Рериха: это не поощрялось. Наш музей делал тогда эти выставки довольно часто. То есть мы занимались творчеством Рериха, показывали его картины за десять лет до того, как у нас «свой» Рерих появился.
  
Я была тогда одним из первых специалистов, кто в то время начал читать лекции о творчестве Н.К. Рериха — на основе старых, дореволюционных изданий и моего опыта вождения экскурсий по музею на выставках картин Рериха, когда к группе в 50 человек присоединялись посетители, составляя толпу в 70-80 слушателей. Мне тогда говорили, что такая лекция не реальна, а я сделала ее и читала долгие годы не только в Москве, но и в других городах страны. Спрос был невероятным, так как тогда еще было очень мало печатного материала на эту тему.
  
— Ольга Владимировна, но как у Вас появилась коллекция от Кэтрин Кэмпбелл? Возможно, у вас до этого были какие-то личные связи?
  
ОВР: Нет, тогда никаких связей не было. Получилось так, что Святослав Николаевич Рерих приехал в 1974 году на столетний юбилей отца и свое семидесятилетие. Мы с ним тогда познакомились, но только потому, что меня телевидение пригласило сделать фильм о Н.К. Рерихе по материалам юбилейной выставки, проходившей в залах Академии художеств СССР. В тот приезд Святослав Николаевич увидел большое внимание к наследию отца — (двоеточие вместо тире) была проведена первая научная конференция Академии художеств, прошел торжественный вечер в Большом театре с участием М. Плисецкой и И. Архиповой, изданы несколько книг Н.К. Рериха и о нем.
  
Вот тогда-то он полетел в Швейцарию, где летом и осенью обычно находилась Кэтрин Кэмпбелл, друг семьи Рерихов из США, президент Музея Н. Рериха в Нью-Йорке. Святослав Николаевич рассказал ей обо всем, что увидел в Москве, и попросил ее передать на родину отца картины русской архитектурной серии, которые в свое время были распроданы с аукциона в США из-за банкротства устроителей большой выставки русских художников. Николай Константинович не раз высказывал сожаление по этому поводу. У К. Кэмпбелл были 42 картины из этой серии, она вручила на них дарственную С.Н. Рериху для передачи ее Министру культуры СССР П.Н. Демичеву. С.Н. Рерих выполнил ее поручение лично, но тогда возникли некоторые сложности, и поездка состоялась не сразу.
  
За даром К. Кэмпбелл послали директора нашего музея Генриха Павловича Попова. Он приехал к К. Кэмпбелл и в долгих беседах стал рассказывать ей о нашем Музее Востока. Тогда она решила, что передаст для музея картины Н.К. Рериха, связанные с Востоком, его Гималайский цикл. Генрих Павлович рассказал ей и про то, что музей хранит уникальные коллекции декоративно-прикладного искусства разных стран Востока, какие у нас есть экспозиции. И тогда К. Кэмпбелл предложила для музея еще и собрание декоративно-прикладного искусства, принадлежавшее ранее семье Рерихов. В целом, вместе с картинами получился дар, примерно, в пятьсот экспонатов. Г.П. Попов пригласил министра культуры П.Н. Демичева в музей, чтобы показать все, что он привез. И когда Демичев все это увидел, он сказал, что из уважения к дарительнице эту коллекцию нельзя делить, так как на архитектурную русскую серию претендовал Государственный Русский музей. Это решило судьбу собрания, оно было передано нашему музею, так как большинство экспонатов было связано с Востоком.
  
Когда К. Кэмпбелл, по приглашению Правительства приехала в Москву, она оформила этот дар музею собственноручно составленным списком. Через полтора года она снова пригласила Г.П. Попова к себе, и снова передала, дополнительно, 22 картины Н.К. Рериха (это были самые большие его полотна) и другие экспонаты, личные вещи Рерихов, книги, архив. Позже она еще несколько раз приезжала в Москву и однажды сказала, находясь в экспозиции Н.К. Рериха в нашем музее: «Я очень счастлива, что Рерих нашел свой дом». Постоянная экспозиция Рерихов у нас с 1977 года.
  
— Ольга Владимировна, а когда у вас появился мемориальный кабинет Н.К. Рериха? Почему он возник?
  
ОВР: Кабинет я сделала в 1979 году, в январе, то есть ему уже 22 года. Надо было все показать, что подарила Кэмпбелл, создав атмосферу дома Рерихов. Для этого больше всего подходил принцип «открытого хранения», то есть доступного для работы хранилища. Этот принцип позволяет более плотно повесить картины, выложить в витрины большое количество экспонатов. Атмосферу дома Рерихов признал Святослав Николаевич, когда впервые переступил порог кабинета. Я тогда извинялась перед ним, что помещение, в сущности, небольшое.
  
Он взял мои руки в свои, и, глядя мне в глаза, как-то особенно ласково, сказал: «Не волнуйтесь, дорогая. Еще мой батюшка говорил, что если у дерева здоровые корни, оно вырастет большим. Я уверен, что у Вас все будет хорошо». Тогда же я написала письмо Зинаиде Фосдик, одной из основательниц и бессменной хранительнице Музея Н. Рериха в Нью-Йорке, о создании нашего кабинета. И она ответила мне большим письмом, где, в частности, было написано: «Я поздравляю Вас с созданием кабинета, который станет зерном будущего музея Рериха».
  
— Ольга Владимировна, были ли у Вас в дальнейшем контакты со Святославом Николаевичем Рерихом, как складывались Ваши отношения?
  
ОВР: Особенно тесный контакт у нас был после 1980 года, его первого посещения мемориального кабинета еще в старом здании, на улице Обухова, и затем уже в новом доме на Суворовском (ныне Никитском) бульваре, на Арбате. Сколько он не приезжал, он все время проводил в нашем музее, присутствовал на всех наших международных научных конференциях, которые я периодически организовывала — всего их было пять, присутствовал и активно участвовал во многих заседаниях комиссии по культурно-художественному наследию семьи Рерихов, которая была создана на базе мемориального кабинета и почетным Председателем которой он был.
  
У нас постоянно шла работа по рериховскому наследию. В сущности, мы открыли кабинет для научной работы, но вышло так, что о нем узнали многие, и посетители музея стали просто стучаться в дверь кабинета, на которой не было даже специальной надписи. Просто узнавали и приходили. Особенно в первые годы было необыкновенно много посетителей с непростыми вопросами — не только из нашей страны, но и из-за рубежа. Трудно назвать страну, из которой к нам не приезжали. Это было удивительно, но поистине — слухами земля полниться.
  
Почти одновременно было создано при кабинете и Московское Рериховское общество — первое в нашей стране. В музей стали приезжать из разных городов люди с просьбой создать Рериховские общества, спрашивали, с чего начать, как написать Устав и так далее.
  
Тогда же Государственный музей Востока начал хлопоты по созданию Музей Н. Рериха — филиала Музея Востока, чтобы полнее показать рериховское наследие. Эту работу мы начали в 1984 году, но только в 1987 году Совет министров СССР по поручению Н.М. Рыжкова начал прорабатывать этот вопрос совместно с членами комиссии по культурно-художественному наследию, постоянно все согласовывая по телефону со Святославом Николаевичем Рерихом, звонили в Бангалор много раз. На последнем этапе к нему в Индию была послана представительница от нашей комиссии по наследию профессор ИСАА при МГУ, друг С.Н. Рериха, Наталья Михайловна Сазанова.
  
Их беседа была записана и заверена нашим консулом в Мадрасе, присутствовавшем при разговоре. Из беседы видно, что не было никаких разногласий по поводу создания Государственного музея Рериха в качестве филиала нашего музея. Это же обговаривалось на заседаниях комиссии по культурно-художественному наследию, в которых Святослав Николаевич участвовал. Напомню, что тогда во всех этих переговорах и в комиссии участвовала и Л.В. Шапошникова. Тогда и в голову не приходило, что музей Рериха должен быть не государственный, а общественный. Многие ли художники в нашей стране удостоены столь великой чести, как создание персонального государственного музея? Творчество семьи Рерихов имеет настолько великое значение, что должно принадлежать всему народу, — это национальное достояние.
  
— Ольга Владимировна, почему Вы считаете, что государственный музей лучше общественного?
  
ОВР: Что такое общественный фонд и что такое государственный музейный фонд Российской Федерации? Общественный фонд по своим юридическим правам равен владельцу частному. Этот владелец имеет право все, что угодно и когда угодно подарить, продать, обменять и ни перед кем не отчитываться. Он только обязан поставить на гос. учет художественные и исторические ценности, которыми владеет, да и то, если он к этому добросовестно относится.
  
Наказания за нарушение этого правила не предусмотрено пока еще в нашей стране. Но даже если владелец (частное лицо или общественная организация) поставил на гос. учет, и потом подарил или продал какую-либо принадлежащую ему картину или другую ценность, и добросовестно сообщил об этом в соответствующие гос. учреждения культуры, то имя и адрес нового владельца он сообщать не обязан, если этого не хочет новый владелец. Никто не имеет права войти в помещение общественной организации так же, как и в частное владение, проверить, все ли там в сохранности и в каких условиях находится. В общественной организации это может решить только Правление, если оно не находится в зависимости от своего Председателя или Президента.
  
— Другими словами, в общественной организации многое зависит от нравственной чистоты и этической зрелости ее организаторов? Насколько же можно быть уверенным, что во главе общественной организации всегда будут находиться именно такие люди?
  
ОВР: Не забудьте, что должность эта выборная, и в результате драгоценное наследие имеет непредсказуемую судьбу, находясь в руках не специалистов-музейщиков, а у деловых людей, с которых никакого спроса по хранению от государственного контроля быть не может.
  
— Тогда расскажите, пожалуйста, как ведется хранение ценностей в государственном музее?
  
ОВР: Прежде всего, никто ни под каким предлогом не имеет права забрать из государственного музея какой-то экспонат и передать его другому государственному музею, поэтому каждый музей имеет свое лицо, сложившееся десятилетиями, а иногда — столетиями. Каждая вещь имеет свой инвентарный номер, занесена в специальную книгу хранения. Кстати, именно поэтому планировался Музей Рериха как филиал Музея Востока, так как коллекция К. Кэмпбелл поставлена на инвентарный учет в Музее Востока, и не может быть изъята для отдельного Музея Рериха — не филиала ГМВ.
  
В государственном музее, если какая-либо вещь пропала из хранилища или из экспозиции, администрация обязана в 24 часа доложить запиской на имя Министра культуры о случившемся. Даже если потерялась какая-то мелочь, имеющая инвентарный номер. Кроме того, у нас постоянно идет проверка наличия в фондах — проверяет отдел учета. Одна журналистка на передаче «Суд идет» (которая была организована без участия второй стороны — то есть музея) заявила, что не известно, что музей имеет в наличии из рериховской коллекции, что, может быть, музей вместо картин Рериха уже имеет только их копии! Это — элементарное невежество. Сторонниками МЦР разослан так называемый «Набат совести», там нет правды ни в одной строчке. Особенно про условия хранения коллекции. У нас для картин Рериха сделано прекрасное хранилище со специальной ячейкой для каждой картины.
  
— Да, говорят, что картины хранятся в сырости, и что у вас даже была протечка горячей воды?
  
ОВР: В музее однажды зимой протекла одна батарея отопления на другом конце здания. Естественно, сразу все починили. Тут же по всем правилам доложили об этом в Министерство культуры, попросили денег на серьезный ремонт системы, что и сделали за последний год. Но что замечательно: «пятая колонна» тут же сообщила это в МЦР, и мгновенно в газете появилась статейка о том, что в музее все полотна Рерихов залиты горячей водой!
  
— Скажите, если я захочу поработать с музейными архивами, мне может кто-нибудь воспрепятствовать?
  
ОВР: Если Вы сделали запрос по всем правилам, то Вам никто не имеет права отказать в этом. Нужны только соответствующие документы, установленные едиными правилами, и все. По моим сведениям, архивы МЦР абсолютно не доступны для работы специалистов.
  
— В деле все время фигурирует письмо академика Д. Лихачева, который высказался в поддержку именно общественного музея Рериха.
  
ОВР: Я должна сказать, что испытываю очень большое недоумение по поводу этого письма оттого, что смысл его расходится по сути с тем, за что ратовал Дмитрий Сергеевич в своих высказываниях. В передаче «Момент истины» он очень твердо и даже резко ответил Караулову на его вопрос, какими должны быть музеи, государственными или общественными — только государственными. И даже убедительно, с жаром аргументировал это. Вы подумайте, если Лихачев был сторонником общественных музеев, то почему он тогда не предложил передать общественным организациям «Эрмитаж» или раздать рукописи Пушкинского дома родственникам, а еще лучше — любителям творчества А.С. Пушкина?
  
— Хорошо, но мы все знаем, что живем сейчас в бандитском государстве, даже сокровища «Эрмитажа» умудряются распродавать!
  
ОВР: У Вас какие-то очень устаревшие сведения о распродаже картин из «Эрмитажа». Это во время голода и разрухи гражданской войны. Надеюсь, что еще одной революции, государственного переворота, когда к власти могут прийти невежественные люди, не будет никогда. Да минует чаша сия многострадальную Россию! Но в такой ужасный период общественные фонды вообще не будут защищены.
  
— Понятно. Давайте продолжим тему создания Государственного музея Н. Рериха. Что предполагалось в этом направлении, каким он виделся создателям в будущем?
  
ОВР: Проект Постановления о создании общественно-государственного Центра-музея Рериха был подготовлен Советом министров СССР в 1988 году. Предполагалось с самого начала, что это будет филиал Государственного музея Востока (я уже объясняла почему).
  
Тогда имелось в виду, что музейная часть будет государственной. А все рериховские организации, такие как Институт объединенных искусств (по типу такого учреждения в Музее Н. Рериха в Нью-Йорке), детские секции ИЗО, клуб любителей Рериха, Московское Рериховское общество, ассоциация «Мир через Культуру», два научных центра — традиционной восточной медицины и восточной философии (центр восточной философии как раз должна была возглавлять Л.В. Шапошникова), а также музыкальный центр им. Е.И. Рерих — все эти организации должны были работать как общественные. Было выделено прекрасное здание на Неглинной ул., дом 14 со старинным мавританским двориком, площадью в 8 тысяч кв.м. Это был великолепный проект.
  
— Как же получилось, что все это осталось в проекте?
  
ОВР: В ноябре 1989 года Святослав Николаевич был последний раз в Москве, уже очень больным, и тогда, находясь в мемориальном кабинете, он подтвердил, что очень доволен тем, как ведется работа в нашем музее, что ему понравилась наша рериховская экспозиция. Когда директор музея спросил его, какова дальнейшая судьба картин с временной выставки, которую хранит наш музей, он ответил (записано на магнитофоне): «Я передам их вашему музею (повторил дважды). Пусть они и дальше несут радость людям». Запись этой беседы большая, он был в музее около двух часов. Его последние слова в ответ на мое обращение к нему: «Спасибо, дорогая моя».
  
За месяц до его приезда Л.В. Шапошникова создала за спиной комиссии по наследию, не поставив ее в известность, Советский фонд Рериха. Мы узнали об этом только по радио. Вместо Постановления Совета министров всеми (и С.Н. Рерихом) одобренного, она через отдел культуры Совета министров, где работали совсем другие люди, не те, что готовили основное Постановление, проводит другой документ — о создании Советского фонда Н. Рериха и общественного музея при нем.
  
Причем, на вопрос нашего директора В.А. Набатчикова, заподозрившего неладное, не захочет ли она отобрать картины Рерихов у мемориального кабинета в нашем музее, — она ответила в присутствии многих людей: «Одна рериховская организация никогда ничего не станет отбирать у другой рериховской организации». Как она выполнила свое обещание — мы видим.
  
Позднее, в 1993 году, вышло Постановление Правительства Российской Федерации о создании Музея Н. Рериха — филиала Гос. музея Востока. Выделили свободное тогда старинное здание, требовавшее большой реставрации, во дворе которого, в его флигеле, тогда располагался МЦР. В бюджете отдельной строкой предусмотрели 27 миллионов рублей на ремонт. Строителей к зданию не подпустили сторонники СФР (МЦР), и они отказались работать в таких условиях. Затем бесконечные суды — Шапошникова требовала здание для СФР (МЦР) — именно то, о котором говорилось в Постановлении Правительства. Было пять судебных заседаний, из них — три в пользу нашего музея. Последнее Постановление суда было вынесено Президиумом Высшего Арбитражного суда с подписью Главного судьи — в нашу пользу. Но Шапошникова этому решению не подчинилась и заняла наше здание «явочным путем».
  
— Ольга Владимировна, теперь давайте разберем вопрос о том, как появилась эта спорная коллекция картин?
  
ОВР: В тот юбилейный год, когда Святослав Николаевич съездил к К. Кэмпбелл и предложил ей подарить нам картины для музея, он привез в нашу страну в качестве зарубежной выставки работы свои и отца. Двести восемьдесят с лишним работ, я говорю «с лишним», потому что в первый раз, в 1974 году, он привез несколько другое количество картин. Эти картины должны были показываться в разных городах страны, тогда больше ста городов увидели эту выставку. В 1977 году Святослав Николаевич отправил эту выставку на один год в Болгарию в связи с празднованием тысячелетия освобождения от османского ига. В 1978 году выставка снова возвращается в Советский Союз в количестве уже 282 работ (вот тогда немного изменился состав выставки, и количество картин, так как часть картин им была подарена Болгарии в лице Людмилы Живковой, с которой он был очень дружен).
  
Этот 1978 год является отсчетом пребывания выставки, когда она окончательно появилась в России. Святослав Николаевич много раз продлевал сроки нахождения ее в нашей стране. Объяснялось это очень просто: он не раз говорил мне, и другим связанным с ним лицам, что его желание состоит в том, чтобы картины навсегда остались на родине. В 1980 году в Индии вышел закон, по которому ряд художников, в том числе и Н.К. Рерих, были объявлены национальным достоянием. Картины были вывезены из Индии до этого закона, до 1980 года, и это давало возможность осуществить его намерение, и его отца.
  
— И он эти картины передал вашему музею?
  
ОВР: Нет. Это была обычная зарубежная выставка и приписана она была к Всесоюзному художественно-производственному комбинату, через который в то время шли все зарубежные выставки. Но они тогда занимались не только зарубежными выставками, этот комбинат покупал картины у наших художников, потом от имени государства пристраивал их в музеях, и все там у них хранилось.
  
Это огромные ангары, забитые огромным количеством картин. И когда выставка не ездила и была в Москве, картины Рерихов также находились в этих ангарах, на это было больно смотреть. И мне Попов Генрих Павлович сказал: «Ольга Владимировна, возьмите самые жемчужины из этой коллекции, до тридцати работ, и оставьте в музее. Потому что не возможно смотреть на то, что с ними делают, там темпера, без остекления… перевозки, такие условия хранения». Я была точна и оставила 29 работ, они хранились в наших фондах, были приписаны к нам, и мы их временами показывали.
  
— Скажите, а Святослав Николаевич дал на это согласие?
  
ОВР: Естественно, он знал об этом. Сначала в музее хранилось с 1980 года 29 работ Н.К. Рериха, он неоднократно видел их у нас в музее, в залах постоянной экспозиции, куда мы их включили. Ему всегда нравилась эта экспозиция, он всегда это отмечал.
  
Картины музей хранил частично с 1980 года, а полностью всю выставку с 1984 года, с большой юбилейной выставки, которая была открыта в нашем музее полтора года. На нее всегда стояла огромная очередь, четырехчасовая.
  
Этой выставкой в 22 залах мы открыли наше новое здание на Суворовском бульваре (ныне Никитский), туда же переехал и мемориальный кабинет Н.К. Рериха. Кстати сказать, К. Кэмпбелл очень волновалась о судьбе переехавшей в новое здание постоянной экспозиции и кабинета, но когда она приехала вновь и все увидела, она сказала: «Я очень счастлива, что убедилась в том, что отдала картины в хорошие руки».
  
Когда мы выставку закрыли и выставляли уже постоянные экспозиции, я стала просить, чтобы комбинат взял выставку обратно. А у меня обратно эти картины наш комбинат не берет. И их главный хранитель, Инна Степановна Бойко, просила меня эти картины оставить в нашем музее, иначе в их ангарах им была не гарантирована хорошая сохранность. После долгой проволочки, всяких переговоров, наконец, зам. Министра культуры Казенин издал приказ № 234 о передаче коллекции на временное хранение в ГМВ 30 мая 1989 г.
  
И о том, что вся выставка у нас хранится с 1984 года, Святослав Николаевич тоже хорошо знал. В письмах, что посылала Девика Рани (С.Н. Рерих сам почти никому не писал письма, он диктовал свои послания Девике, которая сама их печатала), им высказывались пожелания о конкретных местах, куда надо послать выставку, так как получал множество писем из нашей страны с просьбами прислать выставку к ним. Такая же переписка была и через П.Ф. Беликова.
  
— Каким же образом картины перешли к вашему музею окончательно?
  
ОВР: О том, что С.Н. Рерих хочет передать картины нашему музею, он заявил во время своего последнего визита в Москву, находясь в мемориальном кабинете в нашем музее в присутствии многих людей. Вся беседа записана на магнитофоне. Это был 1989 год. Беседа долгая, но конкретно о картинах он ответил директору музея В.А. Набатчикову так: «Я передам их вашему музею. Очень хорошо сделана экспозиция в залах (он несколько раз выходил в залы посмотреть на выставку, расположенную рядом с кабинетом); это трудная задача, но с ней хорошо справились, экспозиция удачная. Одну или две картины я верну обратно в Индию (я сразу подумала, что речь идет о портретах Дж.Неру и Девики Рани-Рерих), остальные я передам музею. Пусть они и дальше несут радость людям».
  
Сразу после этого Л.В. Шапошникова едет к нему в Индию, находится там более двух месяцев. Как мне рассказывал свидетель всего, что было в Индии, совершился акт неслыханного обмана Святослава Николаевича. Ему было сказано, что как только он уехал, мемориальный кабинет был закрыт, снята постоянная экспозиция картин Рерихов. Эта же ложь была преподнесена и К. Кэмпбелл в Швейцарии.
  
Она тогда позвонила Святославу Николаевичу, не веря в это чудовищное обвинение, но Святослав Николаевич ей подтвердил, имея сведения все от той же Л.В. Шапошниковой! Тогда К. Кэмпбелл вознамерилась все отобрать у нашего музея и передать Л.В. Шапошниковой. К счастью, Людмила Васильевна несколькими поступками проявила себя так, что была изгнана из дома К. Кэмпбелл. А Кэтрин написала мне замечательное письмо, в котором писала, что счастлива была узнать о создании на основе ее дара Музея Н. Рериха — филиала Музея Востока по Постановлению Правительства, и что нам передан особняк для этой цели.
  
Она еще не знала, что можно безнаказанно не подчиниться ни решению Высшего Арбитражного суда, ни Постановлению Правительства. В том же письме она пишет с тремя вопросительными и восклицательными знаками о своей тревоге по поводу вывезенного из Индии наследия Рерихов Л.В. Шапошниковой, считая, что все наследие недостаточно защищено в ее руках.
  
Из Индии Л.В. Шапошникова вывезла не только картины, архивы и личные вещи Рерихов. Она привезла странный документ, подписанный С.Н. Рерихом, что он передает на хранение Советскому фонду Рериха картины, хранящиеся в Музее Востока. Но в то же время, он ни слова не написал об этом решении ни в адрес музея — ни директору, ни мне, как хранителю; ни в Министерство культуры. Документ странный потому, что по форме, с юридической точки зрения, это не дарственная, так как там написано, что в любой момент он может забрать все обратно.
  
Самое странное в том, что, давая список картин, которые он передает Советскому Фонду, он не правильно указывает почти все авторские номера, многие названия картин, их размеры. В списке упоминается 17 работ, которые никогда не были в составе выставки, и, наоборот, на выставке имеются 10 работ, которых нет в списке, привезенном Л.В. Шапошниковой. Как будто намерено, все запутали!
  
Кроме того, вскоре такой организации как Советский фонд Рериха вовсе не стало, а с 1991 года существует Международный центр Рерихов. И Министерство юстиции распоряжением за № 23/16-01 факт правопреемства МЦР от СФР дезавуировал в связи с тем, что «закрепление правопреемства на имущество определяется не уставом, а нормами гражданского права, другими правовыми актами, регулирующими вопрос защиты прав собственности, порядок разрешения имущественных споров».
  
— Но Людмила Васильевна привезла из Индии еще документ, где С.Н. Рерих свидетельствует о том, что он признает МЦР в качестве правопреемника СФР.
  
ОВР: Юридически оформленных документов по этому поводу он не делает, хотя имел для этого все возможности.
  
В 1993 году С.Н. Рерих умирает. Советский фонд Рерихов не существует, МЦР не признан его правопреемником. Картины не принадлежат никому. В этой ситуации государство обязано поставить картины на государственный учет. Поскольку все картины приписаны к Музею Востока и есть устное заявление С.Н. Рериха, записанное на аудиопленку, о его желании оставить картины этому музею.
  
Я все больше прихожу к выводу, что, кроме вреда, вся эта история ничего не принесла рериховскому движению. Как бы все сложилось, не прояви такую активность Л.В. Шапошникова, движимая болезненной самостью, не могу судить. Уже давно бы был открыт замечательный большой музей Рерихов, в котором бы соединились коллекции К. Кэмпбелл и С.Н. Рериха, о котором мы столько лет мечтали (десять лет из них вместе с Л.В. Шапошниковой).
  
Последнее, что я скажу в нашей беседе и что я не устану повторять: наследие Рерихов является национальным достоянием, уровень его хранения может быть только государственным. Этому надо учиться у Индии, которая своим законодательством закрепила такой статус наследия Рерихов.

 

    Возвращаясь из Музея Востока, я по дороге обдумывала все рассказанное мне Ольгой Владимировной. Не стану делать далеко идущих выводов, во многом еще надо разобраться, многое обдумать. Но прошедшая дискуссия у нас в журнале по поводу ярославской конференции «Живая Этика и наука будущего», все, что происходит в отношении книг Л.П. Дмитриевой, нарушение этических норм столь уважаемыми людьми — все это заставляет очень серьезно задуматься и прислушаться к точке зрения старейшего музейного работника О.В. Румянцевой.
  
Как-то у нас на форуме рассказали о том, что произошло в Новосибирске, когда картины Рерихов были переданы их государственному музею. Суть дела в том, что директор музея, истинный последователь Рерихов и переданного ими Учения Агни-Йоги, стал активно вести в этом музее широкую пропаганду этих идей. Но вскоре работники музея возмутились и потребовали прекратить эту деятельность. Этот случай был приведен в качестве примера того, как нехорошо поступают с идеями Рерихов в государственных музеях.
  
Я подумала, откуда у наших единомышленников такая тяга к гегемонии? Разве эти работники музея потребовали убрать из залов и сами картины? Ведь само Учение Живой Этики настаивает на том, что не следует миссионерствовать, следует уважать свободную волю каждого человека. Вы можете ему предложить знания, но взять их он должен сам.
  
Творчество семьи Рерихов, как великое культурное достояние, должно принадлежать всему народу, потому что оно принадлежит Будущему и будет формировать духовные устремления всех людей.
  
Ведь люди проходят через много уровней познания. А идеи переданного через Рерихов Учения должны воспринимать те, кто готов к этому, кто по доброй своей воле стремится познать их, для кого их картины не просто прекрасные произведения искусства. Для этого и должны работать общественные организации.
  
Государственный музей посещают все люди, с разными духовными потребностями и устремлениями и никто не имеет права навязывать им дорогие именно Вам идеи.
  
Попутно родилось еще очень много вопросов, но это тема совсем другого интервью. Может быть того, в котором нам захотят рассказать о точке зрения на эту историю из самого МЦР.

 

О.Я. Черненко,
редактор интернет-журнала «Агни»,
г. Москва

Назад   Знак Знамени Мира - ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ Символ   Вперед

 

МЦР - МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЦЕНТР РАЗДОРА И КЛЕВЕТЫ. ПРАВДА О ШАПОШНИКОВОЙ И "МЦР"

        Письмо жены и сподвижницы Святослава  Николаевича Рериха Девики Рани-Рерих

       Открытое письмо Президенту Российской Федерации Путину В.В. от Краснодарской краевой общественной организации «Восточное Рериховское общество «Урусвати»

        МЦР — МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЦЕНТР РАЗДОРА - ответ всем, поддерживающим действия "мцр"

        Международный центр Рерихов — незаконная организация. Документы свидетельствуют

        Кто  владеет всенародным достоянием?

        Из ответа Министерства культуры РФ о творческом наследии семьи Рерихов

        Всем, кого волнует судьба наследия Рерихов, хранящегося в Государственном музее Востока

        Несостоявшееся интервью.   О.В. Румянцева

        Постановление Правительства РФ о  создании  Государственного  музея Н.К. Рериха

        Состоявшееся интервью.    О.Я. Черненко

        Ответ Министерства культуры Российской Федерации. О творческом наследии семьи Рерихов

        Открытое обращение издательства "Сфера"

        Письмо последователю Живой Этики

        ОГРАБЛЕНИЕ РЕРИХОВ. О противозаконной деятельности высокопоставленного государственного чиновника — посла РФ в Индии Кадакина А.М. и руководителя «мцр» (г. Москва) Шапошниковой Л.В.

        Справка Российского центра науки и культуры в Индии, г. Дели

        Суровое время требует Правды.   Л.В. Массель

        КЛЕВЕТА И ПРАВДА. Наглядный пример клеветнической деятельности «мцр» и его последователей против Восточного Рериховского общества «Урусвати»

        "Страшные" слова.   Из интервью М.С. Лунёва (журнал «Урусвати», №1)

        Галерея оборотней.   Кто отбирает у детей спасительные для них Знания.

        Обращение к рядовым членам обществ, контролируемых «мцр»

       Ответ Управления юстиции администрации Приморского края Л.В. Шапошниковой

        Письмо М.С. Лунева старшему оперуполномоченному ОРО Чувашской таможни Данилову А.В. 

        Тысячная часть дел ВРО "Урусвати". ФАКТЫ

                Благодарственное письмо М.С. Лунёву от директора библиотеки
                Благодарность ВРО "Урусвати" от контр-адмирала С. Рассказова
                Благодарность ВРО "Урусвати" от директора Музея
                Акты благотворительной передачи литературы
   
              Благодарность ВРО "Урусвати" от Регионального общественного фонда "Центр индийской науки и культуры"
                Диплом Союза общественных организаций г. Сочи
                Знания - рядом.   Марина Жданова, г. Кирово-Чепецк, Кировская область

        Чей план исполняет "мцр"?

        Открытое обращение . Всем, у кого еще не высохли сердца от жестокости, ненависти, корысти и эгоизма

 

Домой

Контакты

Реклама на сайте

Webmaster

Copyright © «Восточное Рериховское Общество «Урусвати», 2004